Канн-2008: “Годар, отдай яхту!”
Ξ 15 мая, 2008 | → | ∇ Новости кино, рецензии |
Текст: Ксения Рождественская В 1968 году в официальном конкурсе Каннского фестиваля участвовала советская картина "Анна Каренина"Александра Зархи. Кто-то из тогдашних критиков даже сравнил Каннский фестиваль-68, отмененный из-за антибуржуазной революции, с героиней романа Толстого: фестиваль тоже покончил с собой. Несколько конкурсных фильмов, в том числе и "Анну Каренину", показать не успели. Исполнительница роли Кити актриса Анастасия Вертинская рассказывает о яхте Годара, не пригодившихся вечерних платьях и Господине Десять Процентов. — Мы приехали на премьеру "Анны Карениной", но фильм показать не успели, потому что фестиваль превратился в манифест. Нас куда-то поселили, и в результате мы только слышали, как все скандировали: "Годар, отдай яхту!". Там у Годара яхта стояла. — Да он же вроде был главный революционер. — Ну вот они и скандировали: "Годар, отдай яхту". У него яхта-то была. Вообще Канны были в таком заторможенном состоянии. Действительно, все чего-то ждали. По идее, все хотели продолжения фестиваля. Но уж раз эта антибуржуазная революция грянула... Были такие... не митинги даже, а собрания творческой элиты, диспуты, ничем не кончающиеся. — А как же Годар, Трюффо, как же Джеральдина Чаплин, которая висела на занавесе и не давала его открыть? — Вот этого я не видела. Нас туда не пускали. Но я знаю, что и во время фестиваля на показах обсуждали буржуазность искусства, говорили — долой буржуазное искусство с экранов... Годар был первым, кто это все предлагал. "Хватит показывать жизнь респектабельных людей, надо начать показывать жизненные истории..." — Вам не обидно было, что "Анну Каренину" не показали? — Знаете, мне было не обидно совсем, потому что мне очень хорошо было там. Франция, так интересно, в кои-то веки все это увидишь. А Таня Самойлова, исполнительница главной роли, была очень расстроена и бунтовала. — В каком смысле — бунтовала? — Ну, она устроила там такой шум: "Что это такое, это безобразие, я ехала получить Пальмовую ветвь..." Ей тогда платье покупала Надя Леже (вдова художника Фернана Леже — ред.), опекала ее, как главную героиню. Я Надю Леже видела в лифте один раз. Она была похожа на такую куклу, которую раньше сажали на самовар. Волосы на прямой пробор и коса наверху. — Настоящая русская барыня. — Типа того, она вообще была такая здоровая бабища, и я помню, как она в лифте спрашивала какого-то нашего функционера: "Шо там Хрущев, почему он не разохнал этих дураков, интеллихенцию-то сраную?" Она была, судя по всему, в курсе дела про то, как громили бульдозерную выставку. Вообще была таких, пролетарских умонастроений. Проникнута духом революции, очень хотела кого-нибудь раскулачить, но, кажется, ей не дали. — На том фестивале, говорят, даже "Битлз" были. А в жюри сидел Полански... — Полански я видела, "Битлз" — нет. Про "Битлз" — это выдумка, мне кажется. — Вы с кем-нибудь общались? — Напрямую не общались: "Привет, Полански". Только на уровне делегаций. - Это как? - Ну, стоят все гуси, одинаково одетые, подходит переводчик и говорит: познакомьтесь, это вот такой-то. Наши министры кинематографии делают вид, что они просто мечтают сотрудничать. Потом выясняется, что никто не хочет ни с кем сотрудничать. У меня же очень много предложений сниматься было, но всем всегда отвечали, что я занята, это я потом уже узнала. Да и Самойлову много приглашали сниматься после "Летят журавли". — Я читала, что французские актрисы начали в поддержку революции одеваться в красное... — Не видела такого. Одеты были все как могли, потому что было жарко, но, во всяком случае, вечерние платья никому не пригодились. — А в Париж вы ехали, чтобы оттуда улететь в Москву? — Да. Транспорт не работал — бастовало же все, это такая была революция типа фарса, — и мы ехали эскортом на машинах, нас вез такой Алекс Москович. Через Лион, через маленькие города проезжали. Ехали через город под названием Нуга, где было огромное количество нуги, конфет всевозможных... — На баррикадах в Париже удалось постоять? — На баррикадах мы не постояли, знаете, когда едешь в составе советской делегации, то на баррикады никто не пустит. Но я осталась в Париже на два дня. Думала, меня потом посадят. А они даже не спросили, чего я осталась. Какое-то редкое легкомыслие было и у меня, и у них тоже. Ну, меня спросили: "Не хотите побыть в Париже два дня, вы же не видели город?", — а я говорю: конечно, хочу. Москович, конечно, показывал Париж замечательно. Его тогда называли Monsieur Dix Procents, Господин Десять Процентов. Он с Советским Союзом торговал какими-то недрами, сводил наше государство с какими-то французскими магнатами, которые покупали у нас нефть или еще что-то такое... А он имел с этого десять процентов, и эти десять процентов обеспечили ему совершенно безбедную жизнь. У него был Орден Почетного Легиона в петлице, маленькая такая бутоньерка красная. Это вообще самый смешной орден на свете. Ну, орден — все думают, что орден должен быть из металла, а там маленькая-маленькая такая вошка сидит в петлице красненькая, едва заметная. Во Франции очень умно относятся к своим капиталистам. Поскольку деньги невозможно сосчитать, они же все у него в деле, в обороте, в банках, то ему предложили следующее: что его деньгами будет пользоваться государство французское, а он сам будет жить бесплатно. Это он мне сам рассказывал. А про фестиваль... Что еще сказать про это действие... — Было ощущение: вот, это революция? — Вы знаете, я вообще-то революций не застала, ни одной. Но... было солнце, было тепло, прекрасные Канны, пришвартованы белоснежные, красивейшие яхты. Публика туда ведь едет очень богатая, и яхта — это же не просто яхта, два рыболовных крючка и все. Это же целые гостиницы оборудованы. Яхты мерно покачивались на волнах, светило солнце, и все что-то обсуждали, говорили. Ленивая такая революция.