Свежий воздух, удачный секс
Ξ 19 января, 2009 | → | ∇ Новости кино, рецензии |
Классического Вуди больше нет — мир получил вторую версию Аллена. Не то чтобы улучшенную (куда уж лучше), но какую-то очень посвежевшую. "Вики Кристина Барселона" — самая обаятельная картина Вуди Аллена пост-нью-йоркского периода, фильм, который, должен понравиться уже всем без исключения. Как нравятся простая еда, честное вино, свежий воздух или удачный секс. Или даже — как честный секс на свежем воздухе после простой еды и удачного вина. Где-нибудь в Испании летней ночью. Вы можете сказать, что это банально, но никогда не откажетесь проверить на своем опыте, особенно, если под рукой подходящая бутылка и подходящий человек. Тем, кто от этого режиссера устал или даже не успел полюбить его интеллектуальный стриптиз, нужно просто поверить, что мир получил вторую версию Аллена. Не то чтобы улучшенную (куда уж лучше), но какую-то очень посвежевшую. Классического Вуди больше нет — время хихикания над своими комплексами и тетешканья своей неудовлетворенности позади. Да, он в свое время затянул с сольной партией певца невроза, он нарисовал слишком много карикатур на Божий замысел в декорациях небоскребов, и слишком долго был психоаналитиком и пациентом в одном лице. Его герой обожал себя и не принимал себя, а либидо продолжало дискутировать с интеллектом, не замечая, что и слов-то таких уже никто вокруг не произносит — неловко. Ему уже готовы были сказать, что старикам тут не место и оставить в прошлом веке с табличкой "Трагический засранец-эгоцентрик", но он все переиграл и сбежал в Европу. В свое время он дал манхэттенскому интеллектуалу свое очкастое лицо, но, кажется, Америку он исчерпал. В Англии он разыграл сюжет классической трагедии в "Матч пойнте", добил тему "Мечтой Кассандры", порезвился в "Сенсации". Но в жизни трагедия и комедия — скорее редкость, здесь не прекращается вечная комедийная драма, ее-то он и снял в Барселоне. Барселона — то, что надо, здесь страсти кипят, все искрит, но при этом все время хочется спать и есть. Здесь можно сломать себе жизнь, не забывая при этом про обед. Здесь все хотят любить, и временами убить, но потом спокойно расходятся по своим делам. Герои здесь кажутся такими настоящими, что их почти уже можно потрогать руками. Ну, и немаловажно, что такое желание может возникнуть, чего нельзя было бы представить с его героями раньше. Он собрал их, как собирают букеты — Йоханссон с отвлеченной улыбкой и прыгающей грудью, Ребекку Холл, с румянцем пуританки, которую так приятно будет соблазнить, Бардема — ни много, ни мало, как художника в красной рубахе, свирепую Пенелопу, которая кажется драматично черно-белой в полноцветном фильме. Быть человеком старым, умным и потешным — это все равно, что быть человеком-невидимкой или супергероем. Быть старым, смешным и умным — это быть неуязвимым и всесильным. Когда великому режиссеру за 70 и при этом он не начинает пялиться на сиськи, а в промежутках, спохватываясь, нести высокопарную философскую ерунду, значит, ему позволено все. Если он не зависит от маразма, то он зависит только от сил небесных и от идеального вкуса, если это, конечно, не одно и то же. Вкус Аллена сегодня безупречен, внимание к чужим страстям — участливое и независтливое. Он не ворует эмоции у молодости, он ими дирижирует. Хотя Аллен не раз желчно замечал, что достоинства старости сильно преувеличены ("верный признак зрелости — не старость, а умение не растеряться, проснувшись посреди оживленной улицы в нижнем белье" — заметил он), но, кажется, сумел лучше прочих договориться со временем. Верный признак его старости — умение заставить героев просыпаться голыми там, где он захотел. Зрители охают, ахают, хохочут и чувствуют себя при деле. Он (74 года) и Клинт Иствуд (78 лет) окончательно ушли на поле классики, снимают по прекрасному фильму в год, рассказывают сногсшибательные истории, не играют в арт-хаус и не пользуются спецэффектами. Сегодня они, те, кому за 70 — во главе тренда, поскольку в кризис всем хочется жить чувствами, верить в крупные истины и ждать поворота колеса судьбы. Старость — в радость. Молодые — прочь с дороги.