Мы пытаемся притвориться кем-то другим

Ξ 27 августа, 2008 | → | ∇ Новости кино, рецензии |

Текст: Семен Кваша

Михаил Калатозишвили, внук великого режиссера Михаила Калатозова, едет на Венецианский кинофестиваль с фильмом "Дикое поле" — он участвует в параллельном конкурсе. Фильм рассказывает о молодом враче Мите, который живет где-то в степи, где одна амбулатория на сотни километров, нет лекарств, нет никакой власти, и спасать людей Мите удается только силой своего таланта и любви к человечеству.

Михаил Калатозишвили

— Вы можете пересказать свое кино? Сами себе создать синопсис?

— У меня часто спрашивают, почему я взял сценарий, который написан в 1992 году для постановки сейчас, в других условиях. Сценарий был написан про то, что рушилась одна система, нарождалась другая. Тогда это было актуально, а сейчас мы по-другому живем, поэтому, значит, это может быть неактуально. Я думаю, это абсолютная глупость, ни к какому рушению системы эта история отношения не имеет. Да, это стык времен. Это разлом. Но не потому, что система меняется, а потому, что там появляется человек, через которого этот разлом происходит. Человек, который полон любви и сострадания...

— Но при этом чужак?

— А он не может быть уже при этом чужаком, потому что он любит и сострадает. Вы кого будете считать своим? Человека, который говорит на вашем языке и живет рядом с вами и абсолютно равнодушен, или человека, который говорит на другом языке, но...

— Это евангельская притча о ближнем?

— Совершенно верно. Так об этом и кино. Больше ни о чем, на самом деле. О способности человека к любви и состраданию. И тогда этот человек начинает отсчет нового времени. Мне абсолютно неинтересны разломы политических структур, потому что политические структуры имеют такое свойство — одурманивать толпы людей, а потом проходить и исчезать. Наши дети уже не очень хорошо знают, что такое Ленин и что такое Сталин. И кино не о том, что было хорошо тогда, а сейчас стало еще хуже. Ни в коем случае. Оно о том, что даже в одном человеке способность любить и сострадать может изменить жизнь человека и мир. Я по-другому не могу это объяснить.

— А какие-то хронологические и географические привязки в фильме есть?

— Мы снимали кино в Казахстане. Мы снимали про Россию, но нам просто натура нравилась. И я ведь даю точное указание на время. Если внимательно смотреть, то в самом конце за кадром радио говорит: "Ровно 30 лет тому назад, в 1977 году"... дальше вопрос сложения-вычитания. Это 2007 год. Это прямо сейчас, потому что, к сожалению, еще тот человек не появился, через которого можно отсчитывать начало нового времени.

— А есть в России такие места, такое Дикое поле?

— Конечно есть. Вам даже очень далеко не надо будет отъезжать от Москвы. Есть маленькая деревушка Кожевенное на Валдае, где люди не очень точно понимают, какая власть сегодня в России. Никакого сельсовета, участковый от них живет на таком расстоянии, что если туда в два года раз заглянет, уже слава Богу. Там нет егерей, вообще никого нет. И люди живут, нормально между собой договариваются. Там ни один человек, который ходит на медведя, не выстрелит в молодого медведя, потому что понимает, что этого нельзя делать. Молодой медведь должен дойти до определенного возраста, родить потомство, и так далее. Из цивилизации единственное, что они знают, это лампочка Ильича.

Кадр из фильма "Дикое поле"

— А вы знаете, что ваш фильм называли вестерном? Есть по крайней мере две точки пересечения — прерия, и Рябов, милиционер, который, на самом деле, настоящий шериф.

— Вестерн... я снимал вот эту перестрелку только в качестве какой-то абсурдной ситуации, когда не очень понятно, кто в кого стреляет и зачем. Там только в конце это начинает выясняется, что к ним пришли какие-то бандиты. С замечательной характеристикой, которую как раз Рябов дает: "предположительно азиатских кровей". А интересно, все остальные, которые там стоят, они каких кровей? Европейских?

Степь всегда была частью русской жизни. Даже несмотря на то, что я не русский, я грузин, но я, так сказать, биологически, духовно, интеллектуально привязан к русской культуре, я тоже внутри себя немножко степняк. Беда наша в том, что мы все время пытаемся притвориться кем-то другим. Ведь я почему говорю про любовь и сострадание? Это две вещи, которые дают человеку некое понимание пути. Необязательно называться европейцем для того, чтобы быть тем, что мы пытаемся озвучить. Чтобы быть толерантными —- хотя мы не являемся толерантными. Цивилизованными — хотя мы, как выясняется, не очень цивилизованы. Достаточно любить и сострадать. Но эти ценности не только надо продекларировать, надо прочувствовать и пропустить их через себя.

— Вы едите в Венецию с этим фильмом. А вообще режиссеры ставят такую задачу, когда снимают кино?

— Нет. Я понимал прекрасно, что я делал кино, которое очень трудно будет прокатывать. У нас абсолютно шаблонный метод подхода к прокату. Есть блокбастеры, есть рекламный бюджет. С другим кино в нашем прокате, к сожалению, работать не умеют.

— Когда будет прокат вашего фильма?

— Я очень надеюсь, что после Венеции, в конце сентября, начале октября.

— А какой будет прокат?

— Достаточно ограниченный, в пределах пятидесяти копий, но не меньше 25.

— Вот вам неприличный вопрос. В этом году в Венецию едут сын и внук великих режиссеров — Германа и Калатозова. Можно это как-то прокомментировать?

— А как я могу это прокомментировать?

— Ну есть, допустим, индийское кино. Там все самые важные люди носят либо фамилию Капур, либо Бахчан, либо еще Чопра. Может такое быть в России? Или это чисто анекдотическая теория?

— Я думаю, что это есть во всяком кино. Мы очень часто видим в титрах "Такой-то Jr.", то есть, видимо, есть и старший. София Коппола, Дугласы, Фонда — это везде есть, это не странно. Я так понимаю, что и Леша Герман, и я все детство провели в кинематографическом кругу. Я ведь третье поколение кинематографистов в своей семье. Мой сын тоже пошел по этому пути, учится во ВГИКе. Я в этом не вижу ничего странного. Я вот на этот вопрос всегда говорю — я никогда не хотел быть ни пожарником, не военным, ни космонавтом. Мой отец был оператором, и совсем маленьким мальчиком я хотел быть оператором. Но это и все мои колебания.

Всё о 65-м Венецианском Международном кинофестивале →

www.film.ru